1851…До начала купального сезона в мае мы собрались вместе на обычное путешествие Якова Карловича по Финляндии для осмотра училищ. Мы воспользовались для этого купленной нами перед поездкой в деревню двухместной каретой. Правда, что мы, уже возвращаясь в Гельсингфорс, испытали опасность езды в большом экипаже по узким финляндским дорогам и беспрестанным горам. Невыезженные лошади и неумелые ямщики раз чуть не спустили нас в пропасть, через которую шел закругляющийся мост, но мы ударились о перила его с такой силой, что дышло сломалось пополам, а мост выдержал – так прочны все финляндские постройки и так тщательно содержатся все дороги. Поэтому я была склоннее ехать в старой маленькой трилле (род крытой пролетки). Но мой муж и слышать не хотел, чтобы я подвергалась весенней непогоде в суровом финском климате. Мы взяли с собой своего верного русского слугу Василия, бывшего моего крепостного, которого в год свадьбы мы отпустили на волю и оставили в Петербурге; он однако же был так предан семье нашей, что пожелал ехать с нами в Гельсингфорс в последний наш проезд через Петербург из деревни. … Он был рослый и крепкий парень и, умудренный прежним путешествием, тотчас брал в руки вожжи, как скоро попадался неумелый чухна, и правил сам почти всю дорогу, особливо по горам. Это путешествие оставило мне на всю жизнь одно из самых поэтических воспоминаний. Новизна для меня этих картинок меланхолической природы Финляндии, счастье путешествовать и разделять свои впечатления с беспредельно любимым человеком, радушие, с которым нас везде встречали, и всеобщее сочувствие и уважение к мужу моему, – все тут соединялось, чтоб сделать для меня эти счастливые дни навсегда памятными. Дикая красота финляндской природы поражала меня. Ее угрюмые скалы, нескончаемые леса, светлые озера, часто походящие на безбрежные моря, грандиозные пенящиеся водопады и кругом какая-то царственная тишина, – все это произвело на меня неизгладимое впечатление. Мы выехали 9-го мая и направились через Борго1 и Выборг мимо имения князя Меньшикова Аньялу – к Иматре, а потом, проехав через Пунга-харьо (Свиной хребет) на Сайме, объехали восточную Финляндии до Нейшлота2, Куопио, Сердоболя, Кегсгольма и обратно через Выборг и Борго вернулись в Гельсингфорс… В некоторых городах, например, в Нейшлоте, уверяли нас, что карету видели там впервые от сотворения мира – так велика была тогда глушь и бедность внутри Финляндии. Школьники из класса тотчас устремлялись к экипажу, влезали в него по очереди, чтобы все рассмотреть до мельчайших подробностей. Чем более мы углублялись внутрь страны, тем забавнее было видеть, какие толпы любопытных притекали к тем избам, где нам приходилось остановиться, чтоб пообедать или напиться кофе или молока, так как самовар по большей части был там редкостью. Все окна и двери были окружены зрителями, и как мы ни затворяли дверь, она потихоньку начинала отворяться, и любопытные взоры следили за каждым нашим движением. Но патриархальность и добродушие финнов примиряли нас с этим, и муж мой, со свойственною ему шаловливостью и юмором, потешал их разными шуточками на финском языке. Честность, опрятность крестьян и дешевизна припасов, при всей их бедности, поражали меня даже по сравнению с Гельсингфорсом. Они ставили нам на стол все, что у них было лучшего: молоко, сливки, превосходное масло и творог, яйца, вареный картофель, и на вопрос, что мы им должны, требовали гривенника, редко пятиалтынного, а когда мы давали более, они трогательно выражали свою благодарность. В Сердоболе принимал нас с особенным радушием старичок пастор Фабрициус. Нам отвели великолепную большую спальню с нарядными постелями. Одеяла и чехлы на подушках были на розовой подкладке, перед каждой постелью на столике стоял графин с водой и рядом графин с молоком по обычаю финляндскому. Угощали нас чудной рыбой и прекрасным обедом и пили наше здоровье шампанским. Здесь впервые познакомилась я с внутренней жизнью финляндцев. Приятно было видеть их скромную, неприхотливую патриархальность, соединенную с безукоризненной опрятностью во всей обстановке. У пастора Фабрициуса увидела я впервые широкое финляндское качальное кресло для двух лиц. На нём после обеда обычно сидели, беседуя и покачиваясь, добрые старички, муж с женой, и приглашали нас последовать их примеру. Наталья Петровна Грот |